Петербург: последний рубеж (продолжение 1)
Аркадий Шмуйлович 17 января 2009 в 0:04
Итак, город был замыслен и развивался как определённое организованное пространство, где, учитывая рельеф местности, огромную роль играли горизонтальные панорамы. При этом с самого начала учитывалось всё, что было связано с расположением Петербурга на воде – от военных и торговых до эстетических особенностей. А вода в городе – это не только Нева и множество малых рек. Это ещё и море, выход города к которому планировал Пётр, и им же планировавшиеся многочисленные каналы. К сожалению, грандиозный план прорезки каналами всего Васильевского о-ва не был осуществлён, но те искусственные водные пути, что были всё же созданы, значительно влияют на облик города.
Контроль за принципами застройки изначально был централизован, этим занималось специально созданное государственное учреждение – Канцелярия городовых дел, с 1723 г. называвшаяся Канцелярией от строений. Сколько ни приписывай создание этого важнейшего городского органа власти стремлению самодержца к регулированию всего и вся, глупо было бы отрицать очевидное: деятельность Канцелярии отразила ясную тенденцию в развитии новой столицы России как единого организма, воплотившего в себе перемены в стране, экономические потребности, политику, традиции сочетания европейской и старой русской культур, стремление к выражению всего передового в градостроительном искусстве того времени в символическом образе города. В разное время канцелярией руководили выдающиеся архитекторы Д. Трезини, А. В. Квасов, И. Е. Старов, Ю. М. Фельтен и др. В "живописной команде" Канцелярии служили лучшие художники, включая Л. Каравакка, А. Матвеева, А. Алексеева.
Понимание особенностей архитектурного лица города обусловило и отношение к высотному строительству. Знаменитый указ о запрете строить выше карниза Зимнего дворца был вызван вовсе не желанием возвеличить царей (тогда величие царской власти как таковой и сомнениям-то не подвергалось). К тому времени просвещённые ценители гармонии уже оценили величие складывавшегося городского ансамбля и старались влиять на мнение властей ради его сохранения. Выборный орган власти Городская дума (создана в 1786 г.) всегда уделяла самое пристальное внимание этому вопросу. Многие деятели культуры, отнюдь не склонные к поддержке самодержавной власти, жёсткой централизации жизни и т. п., в этом вопросе были однозначно за запрет. При этом он не касался строительства храмов, а позже и некоторых общественных зданий. Но каждый раз при их планировании стремились к сохранению ансамблевого принципа петербургской застройки. Купола и колокольни дополняли гармоничную третью линию в горизонтальной панораме и всегда играли роль доминантных и панорамообразующих факторов. Проще говоря, каждый купол, каждый шпиль, каждый шатёр крыши играли роль «стяжек» в формировании вида огромных городских пространств. И это неизбежно для любого высокого архитектурного сооружения. Поэтому и относились к строительству таких зданий с предельной придирчивостью. Поэтому и представления о том, что можно отдельно рассматривать высокие здания, и отдельно – город с его панорамами, просто неверно.
В 18-м столетии пышный и просторный парадный центр города окружали богатые городские усадьбы с садами и кварталы ближайших окраин с часто разномастными и по стилю, и по качеству домами. Но уже к началу 19-го в. столица России приобретала свой знаменитый «строгий, стройный вид», воспетый Пушкиным. Именно в пушкинское время и ближайшие после него годы петербургский ансамбль расцвёл во всех своих красоте и величии. Я уже сказал о роли К. И. Росси как градостроителя. Он иногда безжалостно ломал здания, нарушавшие, по его представлениям, цельность ансамбля центра: закрывавшие важные перспективные виды, вносившие дисгармонию в облик площадей, панорам. Безусловно, при этом придворный архитектор ориентировался не только на собственный вкус, но и на указания заказчика, на политические и экономические потребности города и власти. В то время заказчиком при застройке центра часто являлись сама всласть или люди, напрямую учитывавшие её мнение. К счастью, архитектурная мода того времени и уровень представлений о качестве парадной архитектуры самой власти в лице, прежде всего, императора Николая Первого смогли позволить лучшим архитекторам осуществить очень многие из их замыслов. Это не значит, что развитие осмысленных и прочувствованных талантливыми градостроителями принципов развития города было тогда ровным и беспрепятственным. Такие гении, как Росси и Воронихин вынуждены были идти на тяжёлые и опасные конфликты, доказывая своё право на собственный, во многом новый взгляд на архитектуру и строительные технологии. К чести тогдашней власти, она, очень часто бывшая несправедливой во многом, сумела преодолеть собственные сословные и иные предрассудки и отозваться на требования подобных людей.
Примеров сознательного отношения больших мастеров к сохранению петербургского ансамбля в 18-м – первой пол. 19-го вв. множество. Даже двух-трёх хрестоматийно известных таких примеров хватило бы для превращения центра любого города в выдающийся образец ансамбля.
Согласно сознательно разработанному плану города, башня Адмиралтейства связала три главных проспекта, став завершением их перспектив. Тем самым сразу было определено подчинение городского облика определённым законам гармонии. На стрелке Васильевского о-ва в результате грандиозных земляных работ был создан новый облик полуострова в самом важном для формирования вида парадного центра месте, где широкая водная гладь позволяла обозреть такое пространство, которого просто не было в истории равнинных городов мира. Если бы даже в Петербурге не было сделано больше ничего, что связано с понятием «ансамбль», город уже вошёл бы в число великих градостроительных центров. Но здесь эти примеры стоят в ряду множества других, вполне с ними сравнимых. Это и явно формирующие большие перспективы (т. е. перспективные виды в конце протяжённых улиц) работы Чевакинского и Растрелли, и учёт теми же мастерами влияния речных волн и отражений при создании дворцов и храмов, и умелый выбор расположения и рисунков фасадов Валлен-Деламотом и А. Брюлловым, и формирование городских комплексов Стасовым, и грандиозные воплощённые в жизнь планы Росси. Последний определил облик целых городских пространств, создав или кардинально переделав не только планы ряда главных площадей, но и связав их в единое архитектурно-художественное целое.
Целые книги написаны о создании А. Н. Воронихиным Казанского собора. К сожалению, понимание сути этого проекта и его воплощения в жизнь остаются уделом специалистов и любителей архитектуры. Между тем, понять это стоило бы каждому, кто хоть сколько-нибудь задумывался о смысле таких понятий, как «вкус», «город», «гармония», «уважение к труду предшественников»... Задержусь на этом примере, считая его очень показательным для осмысления понятия «ансамбль».
До сих пор постоянно приходится сталкиваться с суждениями о постройке в Петербурге некой копии собора Св. Петра в Риме по заданию царя. Между тем, каким бы ни было задание, творение Воронихина не только развило представления о работе по заданному образцу, но и стало гениальным примером формирования городского ансамбля. Великий римский собор огромен. Колоннады, обрамляя обширное пространство перед ним, прямо не связаны с собором и участвуют в создании прекрасной площади. Здесь – величественный ансамбль площади с господствующим над ней собором.
Не так у Воронихина. Колоннады Казанского собора составляют с ним одно целое и сразу задают ощущение, что здесь построен не только храм, но – некая часть большого комплекса. Они кажутся не только огромными по сравнению с основным объёмом здания, но и вписывают весь комплекс собора в городское пространство. В то время здания, расположенные по все стороны от строившегося собора, были сравнительно невысоки и оформлены в достаточно строгих формах. Это позволило соединить их зрительно в едином образе с доминирующим на всём пространстве собором. Площадь перед собором сливалась с широким проспектом, здания которого становились частью и площади, и Невского проспекта. Ради претворения в жизнь этого замысла, превращавшего боковой фасад собора в более эффектный, чем тот, что по требованиям церковных правил считался главным, Воронихину пришлось пойти на один из нескольких связанных с созданием собора конфликтов с церковным и даже государственным руководством. И он отстоял своё мнение! Если бы замысел зодчего был выполнен до конца, и с противоположной от Невского стороны построили такую же колоннаду, соединив углы всего огромного комплекса, мы имели бы в Петербурге ни с чем не сравнимое городское пространство, объединявшее две площади, проспект, улицы по обратную от него сторону, канал, и зелень большого сада с одной из лучших решёток в мире работы самого Воронихина. К сожалению, замысел не был воплощён полностью. К сожалению, построенное позже здание комп. Зингер (Дом книги) сильно исказило зрительную связь Казанской пл. и Невского пр. К сожалению, здание, построенное по обратную от Невского сторону, сыграло такую же негативную роль. И всё же ещё и сегодня мы, глядя на Казанский собор, можем видеть не одно здание с колоннадой, а оформленную часть города, органически связанную с соседними его частями.
Именно такое отношение к Петербургу было характерным для лучшмх его зодчих, и гениальная работа Воронихина – лишь один из лучших тому примеров. О подобных грандиозных комплексах, соединявших выдающиеся здания в органическом единстве с окружающими их площадями, улицами, наконец, водной гладью, можно было бы подробно и долго говорить на примерах и Зимнего дворца, и биржи Тома де Томона, и Конюшенной площади Стасова, и всего ансамбля Марсова поля, и практически всех работ Росси. А каскад больших площадей, явно соединённых общностью художественных образов: Дворцовой, Исаакиевской, Сенатской, которые, в конечном итоге, органично объединяют своё и без того уже огромное пространство с простором Невы и набережных, делает парадный центр Петербурга просто уникальным среди славящихся красотой архитектуры городов.
Но и в камерных уголках города, на уровне облика отдельных улиц и кварталов можно проследить следование тому же принципу ансамблевости. Ему способствовали и тактично сочетавшиеся с более старыми постройками поздние здания, и стремление в эффектному оформлению изгибов многочисленных рек и каналов, и приблизительно равная высота зданий, и талантливо выбранные места для установки городских монументов. Огромную роль в этом смысле играли и играют малые перспективы, т. е. виды на определённые постройки, расположенные на улицах, отходящих от главных. Расположение этих зданий или их элементов выбиралось сознательно с целью создания образа, соединяющего облик больших и малых улиц в гармоническом единстве (например, вид с Невского пр. на здание манежа Росси или виды на углы зданий с башенками со стороны главных улиц).
Часто облик ансамбля приобретали целые улицы и площади, где заказчики и архитекторы тактично относились к работе своих предшественников, учитывая особенности построенных ими зданий. В одной заметке невозможно перечислить даже самые яркие подобные примеры, но любой, кто захочет узнать об этом больше, найдёт их очень много в литературе о городе и его зодчих.
Таких камерных ансамблей в разных архитектурных стилях немало и в других знаменитых городах. По их количеству, а иногда и по качеству (если сравнивать комплексы периода эклектики и модерна) Париж, Прага, Рим, Будапешт, Барселона, Лондон и, вероятно, некоторые другие города обогнали Петербург. Но, повторю, в многоборье – в сочетании таких ансамблей с грандиозным ансамблевым обликом парадного центра в целом – Петербург уникален.
Любое нарушение принципа единства образа в ансамблевом городе бросается в глаза каждому, кто вообще обращает внимание на облик города. Убрать одно здание часто означает исказить образ площади, улицы. Уничтоженное здание, а иногда даже только его деталь в перспективе улицы, очень часто полностью разрушает этот образ. Построенное не на месте здание разрушает его почти всегда. К сожалению, большинство людей не замечают или не считают чем-то очень важным такие нарушения, пока они не касаются наиболее значительных в их понимании мест. А наиболее значительным большинство в данном случае считает наиболее знаменитое, часто упоминаемое, показываемое и т. д. Трудно доказывать важность сохранения ансамбля тем, кто его не видит. Тем не менее, какие-то явные примеры обычно понятны и таким людям. Представим, что в Петербурге разрушили башню Адмиралтейства. Что станет с Невским проспектом? А если на месте разрушенной башни возвести такой же высоты стеклянно-бетонный параллелепипед, украшенный надстройкой, которые так любимы сегодня создателями растущих, как грибы новых зданий? Невский со времён изменений середины-конца 19-го в. вовсе не является улицей, сплошь застроенной великолепными постройками. Их – почти всех строгих и прекрасных – осталось сравнительно немного. И особая художественно-градостроительная роль проспекта определяется сочетанием лучших построек с прямизной, шириной улицы и её устремлением к высящейся в перспективе башне со шпилем.
Постройте в центре Дворцовой площади вместо всем известной колонны здание – что станет с площадью?
Так и слышу: «Чушь! Абсурд! Этого никто не делал и делать не собирается!» Так вот, это делали. С противоположной стороны здания морской торговой биржи на стрелке Васильевского о-ва находилась одна из лучших площадей мира. Задний фасад биржи (он украшен не хуже главного), главный фасад здания Двенадцати коллегий (университет), обрамляющие пространство скромные, но талантливые дома, создатели которых прекрасно понимали доминирующую роль величественного фасада биржи, делали обширное пространство между ними прекрасной площадью. Сохранись здесь канал с ажурными мостиками перед зданием Двенадцати коллегий, возвышайся в центре триумфальная колонна, спроектированная выдающимися мастерами времени Петра Первого Нартовым и Карло Растрелли (готовая уменьшенная копия – в Эрмитаже), мало с чем в мире была бы сравнима эта площадь. Увы, канал не сохранился, колонну не поставили. Но площадь всё же была, пока её не убили, построив в нач. 20-го в. прямо в центре большое здание клиники. Возникшее здесь позже чужеродное для этого места здание Библиотеки АН и сегодняшняя автостоянка довершили уничтожение последних намёков на имевшийся здесь выдающийся ансамбль (сразу хотел бы добавить, что мне не хочется тратить время и место для убеждений в том, что я не враг ни специалистам знаменитой клиники им. Д. О. Отта, ни глубоко мною уважаемым работникам не менее знаменитой библиотеки).
Это один из самых явных, но вовсе не единственный пример уничтожения различных петербургских ансамблей. Когда чужеродные по стилю здания строились на Неве и других реках города, они искажали целые огромные панорамы. Примеров и здесь, к сожалению, много. Достаточно упомянуть гостиницу «Ленинград» (ныне «Санкт-Петербург») и то здание, которое жители города сразу окрестили Большим домом (в нём размещались и размещаются различные городские управления и отделы ОГПУ-НКВД-КГБ-ФСБ, МВД).
Увы, ещё задолго до нашего времени уникальный масштабом воплощения ансамблевый организм города подвергался критике, атакам и просто мощным практическим искажениям. По меньшей мере, в течение двух периодов своей истории до начала нашего века он понёс большие потери.
Начиная с сер. 19-но в., на арену российской экономической и общественной жизни всё более уверенно выходил новый слой собственников, а значит, и заказчиков строительства зданий – купечество, предприниматели. Одновременно с этим менялась и мировая мода в архитектуре – началась эпоха эклектики. Смешение стилей, многовариантность декора таили в себе опасность умножения безвкусицы в угоду представлениям о красоте и богатстве недостаточно культурных людей с большими деньгами. Часто так и происходило. Стремясь иметь жилые дома и конторы в престижном центре и при этом желая, чтобы их здания выглядели покрупнее, повыше, побогаче других, новые заказчики способствовали искажению многих ансамблей. Изменился строгий и одновременно блестящий облик Невского, на нём выросли многочисленные конторы, торговые дома, банки с зачастую излишним и дробным декором. Часто они были слишком высокими, что лишило доменантного значения расположенные рядом дворцы, созданные великими зодчими. В погоне за торговыми площадями закрывались кирпичом и стеклянными витринами многочисленные аркады, по которым можно было пройти и по всему проспекту, и по некоторым другим улицам. Вновь построенные пышные дома исказили ансамбли площадей и улиц.