Глава предыдущая – о боли и полетах над Африкой.
История боли и палок, алкоголя и гашиша, дыбы и прочих элементов истязания не может быть рассмотрена и понята вне очень драматической истории человечества.
Сама по себе эта самая история многим не очень понятна и ужасно скучна. Особенно скучают при ее пересказе школьные мыши. В тоске, выслушивая в сотый раз байку о победах Александра Македонского, они начинают грызть старые учебники. Если их застают за этим – наказание следует немедленно. И никто не поинтересуется – с чего бы мышь, этот гурман животного мира, взялась за дурно пахнущий, засаленный край пыльного учебника древней истории. У недоростков, со свистом и улюлюканьем гонящих мышку по школьному коридору, вообще давно уже не возникало в головах никаких мыслей. Кроме одной – догнать и затискать до смерти.
Смерть и боль – два слова, которые возникают сразу, как только мы начинаем говорить о жизни грызунов с человеком. На самом деле не важно, из чего делали мышеловки и насколько затачивали зубцы крысоловных капканов, какие именно части тела чаще всего зажимались этой железной дрянью (хотя лично мне это очень интересно!), а какую роль эти устройства играли в извращении отношений человека и крысы.
Ужасы, которые я описываю здесь со свойственной мне скрупулезностью и фанатизмом – истинная правда.
Скульпторы, живописцы и поэты могут сколь угодно художественно врать об отношениях человека и крысы, созидать некую романтическую иллюзию, но стоит встать в определенную позу и дать помощнику в руки палку — и все становится понятно.
Понятно, каковы эти отношения были на самом деле, чего хотел человек, чего не хотела крыса, что называют сегодня поэзией и какие на самом деле мастера эти скульпторы.
Я хочу, чтобы вам это стало так же ясно, как это стало ясно мне, когда я начал испытывать бессчетное количество приспособлений всех эпох.
Для того я и пишу эту главу, так как именно она - боль - всегда была, есть и будет самым принципиальным и определяющим фактором в странных взаимоотношениях крысы и человека. Она стала непременным атрибутом взаимоотношений, волшебным ключом в деле обладания крысой.
Вообще, все везде было очень похоже.
В Скифии и в Ассирии, в Датском королевстве и в Египте, и в темных пещерах, и при красноватом огне домашних каминов, и под желтыми полуслепыми керосинками в конторах — на протяжении почти трех тысяч лет — происходило и происходит примерно одно и то же действие. Крысой пытаются овладеть всеми доступными методами.
В ход идут деревянные башмаки, лопаты, ухваты, палки всяческих размеров, прочая домашняя утварь…
Но многие люди ханжески пытаются перевалить это дело на плечи неодушевленных предметов, устраивая крысоловки и прочие ловушки. Это и уже известные нам бочки моряков, и специально изготовленные по такому случаю небольшие клетки с падающей дверцей, и угрожающего вида капканы, и множество других, не менее омерзительных штук, которых человек напридумывал тысячами. В археологических раскопках они встречаются так же часто, как глиняные черепки. Это говорит о том, что во все века человек был просто маниакально увлечен идеей овладеть крысой.
Причем он совершенно не понимал глубинных причин своей увлеченности грызунами. И свою тягу к обладанию доводил до абсурдного желания.
Хотя я-то его понимаю. На то я и Мастер…
Железо стало непременным атрибутом взаимоотношений, неким волшебным ключом в деле отношений человека и грызуна.
Продолжим откуда-нибудь с середины.
Архаику и древность мы уже пролистали.
Возьмем некую высшую точку, момент, когда поимка мыши превратилась в очень сложное искусство, доступное очень немногим, но восхищающее весь мир.
Россия, VXL век.
В то время, как Анри Третий предавался со своими любовниками театральным постановкам и свальному блуду, а оруженосец Черного Принца пытался соскрести краску с доспехов хозяина, в России канонизировали изобретателей мышеловок.
Это – Александр Гриневский, широко известный в узком кругу переболевших тифом, царь Соломон, которому и не то еще приписывают, Джузи Калиостро, карточный шулер, граф Антуан де Сент-Экзюпери, впоследствии прославившийся своими полетами над Африкой, Франсуа Рабле, пьяница и враль, и Алеша Попович, полумифический герой множества похабных народных анекдотов. Это все только законные, канонизированные отцы. Про всякую историческую мелкоту, которая в берестяных грамотах того времени намекает на свое отцовство, я не говорю. Их еще штук тридцать, и все они, как говорится, сунули пальчик, но канонизированы не были.
Все эти отцы мышеловки были известными в своих странах интриганами, распутниками и драчунами с мрачными, насквозь прожженными биографиями и физиономиями. Удивительно, но кроме много и шумно квасившего Франсуа Рабле и тихо спившегося Поповича, - все они были людьми почти непьющими. Шарм, развязность и дурная репутация открывали им двери всех опиумных домов и задирали любые юбки.
Хотя нет, мне доподлинно известно, что Алеша Попович юбок не задирал, потому что был голубым. Гриневский изредка пытался, но отвлекался на глюки.
Эти мэтры, продававшие свои мышеловки во всех столицах Европы, стоили дороже всяких там летописцев. Летописи тогда кропали уже все кому не лень. Ценнее было умение заставить крысу войти в ловушку и потом суметь достать ее оттуда, не повредив себе ни пальца, ни чего-нибудь еще. Потому что крысы, наученные многовековым горьким опытом, ожидали от людей только гадостей, и научились отстаивать свою невинность и честь.
Их товар и их талант были сказочно востребованы.
Просто надо представить себе, до какой степени ценилось тогда умение управляться с крысами и мышами, как обожествлялось умение найти с ними хоть какой-нибудь язык.
Мышей ловили тогда все, но очень плохо и к концу VX века стали это понимать.
Готическая эпоха оставила огромные подвалы, из-за стрельчатых арок казавшиеся еще выше, где поймать мышь было делом почти невозможным, громоздкие кованые капканы, тенденцию к жутким избиениям крыс, в основном на религиозной почве, а главное – не оставила ни малейшего представления о том, что надо делать с крысой после поимки. Все воспоминания о древнейших ритуалах после средневековых межусобойчиков окончательно выветрились из головы современников Анри Третьего.
Здесь и далее я рассматриваю лишь некую высшую касту грызунов, которым посчастливилось родиться в подвале домов канонизированных отцов «Отмышоль».
Остальные же грызуны имели примерно одинаковую судьбу. Их травили ядами ревнивые жены, гоняли визжащие дети, да и сами отцы семейства частенько запускали в них каким-нибудь тяжелым предметом. Судьба и жизнь крыс и мышей многие века была тяжела и безрадостна на всех просторах, освоенных человеком.
После мрачной эпохи Средневековья, когда мышей и крыс ловили с помощью специально нанятых для этого котов, и исключительно во время частых осад с единственной целью – употребить в пищу, - появление мышеловок стало своего рода культурной революцией.
А затем появились мастера «Отмышоль», которые добили старые представления о пользе крыс и мышей и предъявили миру образцы невообразимых по совершенству, принципиально новых отношений с крысами.
А когда стало понятно, что общение с крысой – это искусство, магия и религия одновременно, то от желающих целовать края плащей богов, каковыми представлялись неискушенной публике отцы «Отмышоль» – не стало отбою. Все жители в основном столиц бросились учиться, учиться и учиться.
Все мэтры-отмышольщики начинали с абсолютного нуля.
С единственной пеленки без кружев.
С единственного куска засохшего сыра, заботливо запрятанного в ближайшее отверстие.
С драки в борделе, позорного столба и хорошей порки.
А к закату жизни практически каждый из них получал право хамить сторожам своей тюрьмы или, на худой конец, позубоскалить с палачом по дороге к виселице.
Все мэтры «Отмышоль» напоминали пауков в банке – они делили Европу, борясь за право продавать мышеловки какому-нибудь королевскому двору.
Известно, что и Соломон, и Сент-Экзюпери были реальными поклонниками Алеши Поповича, но оба всячески открещивались от своего увлечения при всяком удобном случае. Все отмышольщики терпеть друг друга не могли и при встрече зажимали носы, заявляя, что от соперника нестерпимо воняет сыром. К тому же они обожали сплетничать и выяснять, кто является чьим учеником и в какой именно позе.
Мне точно известно, что как только кто-нибудь из мэтром подыхал, остальные забивались каждый в свой угол и тайно пили за свое здоровье.
Они не были ни кланом, ни цехом, ни тайной сектой – у них была жесткая конкуренция за право распространять тот или иной вид мышеловок и учить тому или иному виду отношений с крысами.
Цапались мэтры между собой страшно.
Как только Рабле встречал в полутемных коридорах Эскориала какого-нибудь графа Калиостро, тут же начинались взаимные придирки и публичное выяснение отношений. Все-таки им удалось поделить Европу. Кому-то, правда, достался полутемный Лувр, кому-то – роскошный (до пожара) Фредериксборг, а кому-то и уютный дворец в Коломенском.
Лучше всех распорядился своим талантом Антуан де Сент-Экзюпери. Наделенный одним-единственным даром – парить над землей в изобретенной им самим манере, он становится летчиком, послом Земли на небесах, моднейшим писателем, обладателем славного имени и многих международных литературных премий своего времени.
Кроме Сент-Экзюпери да царя Соломона, титулы и родословная прочих мэтров были весьма сомнительны, но это никого не волновало.
Как ни странно, среди отмышольщиков было множество действительно талантливых писателей. Царь Соломон блеснул всемирно известной поэмой. Франсуа Рабле тоже не подкачал, и его роман вызвал бурную реакцию католического духовенства. Да почти все понаписали прелюбопытнейшие сочинения, в которых методики личных отношений переплетены с очень своеобразной философией понимания места крысы в мире людей.
Труд царя Соломона с изложением его взгляда на мышь и на ее воспитание был удостоен благословления отцов церкви. Я не шучу – откройте Библию!
Антуан де Сент-Экзюпери написал бестселлер, скромно назвав его «Планета мышей».
Франсуа Рабле создал другой абсолютный хит века – «Похождения Пантагрюэля в римских клоаках». Помимо очень толково изложенной практической части обе эти книги, неоднократно переизданные, блестяще написаны.
Правда, Рабле в своем труде очень злобно комментирует основной труд «Отмышоль» – «Песнь песней», с которой по сути все и начиналось, которая была первой попыткой систематизировать приемы школы. Рабле, меланхоличный толстячок, при одном упоминании о своем учителе и его книге начинал мастерски плеваться ядом: «Он оставил нам Трактат, ставший столь притягательным исключительно благодаря тому, что был опубликован вместе с обоими Заветами и посланиями апостолов». Соломон же, в свою очередь, не мог простить Рабле, что его книгу оформлял знаменитый художник и гравировщик Густав Доре, чьи рисунки доскональнейшим образом иллюстрировали роскошную жизнь того времени.
Теперь о самом неприятном.
Все эти «учителя», практически без исключений, пользовались обычными, жуткими с виду мышеловками, и каждый напридумывал еще своего, авторского, в этом вопросе.
До сего дня мы классифицируем свои отношения по именам мэтров «Отмышоль».
Мы говорим: вот это канон Рабле, а вот канон Соломона, а вот так выглядит канон Калиостро.
Методы воспитания были в основном силовыми и зачастую – просто омерзительными. Стремление овладеть мышью любой ценой, то есть поднять и согнуть ее так, чтобы уши и хвост не мешались, приводило к использованию идиотских методов.
К тому же времени относится изобретение ширы - острозубчатого приспособления, который заставлял грызуна оставаться на месте и создавал постоянный болевой фон в районе воздействия (см. фото).
Позорных запредельных страниц в истории «Отмышоль» было предостаточно. Но помимо позора и глупости – было маниакальное стремление вперед, к свету, к абсолютной сбалансированности, к атлетизму крысы, а у части отцов – к ее мягкости и доверию.
Сбалансированность – это то единственное, что позволяет пользовать крысу без ее уничтожения. Сбалансированность искусственная, то есть через различные приспособления, - всего лишь отодвигает момент разрушения, чуть отдаляет страшнейшие болезни ног, шеи и простаты.
Но по тем временам и это было немало.
Осуждая отмышольщиков за их дикие методы, надо всегда помнить через что именно им приходилось пройти спустя как минимум штаны при полном непонимании примитивных верховых функций мыши.
Для своего времени они, конечно, были великими.
Такие мастера рождаются очень редко, гораздо реже, чем пророки. Почему история сконцентрировала их в таком маленьком временном отрезке – загадка. Но в результате этой концентрации родилась «Отмышоль».
Итак.
Провонявшие куриным пометом оборванные мэтры слонялись в Европе по дворам, давали, писали, задирали герцогиням юбки, делали их мужьям рога и «делали» их мышей, сами впрочем не ведая, что творят, пока несколько человек с разных концов не опровергли тезис о том, что мышь может, только имея во рту.
Что произошло в VXL - VXLL веках, если излагать коротко.
Мэтры «Отмышоль» внесли в до ужаса примитивные традиционные дворянские отношения изобретательные фигуры, то есть некие экзерсисы, которые мышь проделывала только в руках мастера и под ним.
Довносились.
Уже к середине VXLL века таких фигур насчитывалось не менее ста семи.
На самом деле – тогда ничего нового изобрести уже не могли.
Все уже было изобретено до них.
Все элементы «Отмышоль» – это естественные движения возбужденной мыши.
Человек лишь добивается, чтобы мышь демонстрировала их в нужное время, в нужном месте и перед нужными людьми, и при этом не нуждалась в услугах тапера и дополнительном освещении.
Вообще-то данное утверждение еще никто не оспаривал, но если кто осмелится, я его с удовольствием пошлю по самым популярным координатам.
Там можно будет найти множество графиков и таблиц, а также описание всех движений, которые у нас маскируют под благозвучным названием «Кама-с-утра». Там же все позы подробно вырезаны на настенных барельефах.
Но добавлю еще немного дегтя в излитую мной бочку.
Все фигуры «Отмышоль» имеют чисто символическое происхождение и предназначение.
Они предназначались для публичного просмотра. Пока мышь сидела в мышеловке, она могла двигаться лишь условно, сложные движения были просто нереальны.
А с появлением огнестрельного оружия все эти приспособления и вовсе стали никчемны. Если у тебя в руках пистолет, сверху ты или снизу – все равно дырка в голове твоей мыши обеспечена.
К тому же, все эти движения требуют определенной среды. В природе мыши тщательно выбирают день недели и место. Как вы понимаете, в Лувре, скопище сквозняков, коридоров и порока, удобное положение найти сложновато. То же можно сказать и о прочих сараях, выспренно называемых их хозяевами дворцами.
В жизни же от мыши требуется не особенное изящество движений, а способность выживать в нечеловечески тяжелых условиях, с многочисленными ранами, болячками да еще с идиотом-человеком сверху. Который обычно никаких элементов «Отмышоль» не знал и в глаза их никогда не видел.
К тому же многие правители были принципиально против внедрения принципов «Отмышоль» в ряды своих придворных, офицеров и вообще в народные массы. Фридрих Прусский просто страстно ненавидел любые приемы «Отмышоль». А хорошим пользователем может быть только тот, кто не только в совершенстве овладел всеми приемами школы, но и демонстрировал их без перерыва десять лет.
Но это так, к слову.
Как мэтры заставляли своих учеников проделывать фигуры «Отмышоль» в таких нечеловеческих условиях, их главный секрет.
У каждого он был свой.
И ни один не выдал его в своих книгах.
Мы можем только искать их между строк, что и делают до сих пор немногочисленные последователи и воздыхатели «Отмышоль».
Делают напрасно.
Ведь есть мои гениальные сочинения.